– Супруга моя хочет сказать, что ни аль-Хазред, ни ученики его не знали о нас. Нет, конечно, о половине моей слухи ходили среди прочих богов, о красоте ее в особенности, я же, как и положено достойному мужу, старался держаться в тени. Когда же мы вернулись из далекого путешествия своего, оказалось, что аль-Хазред уже умер от передозировки своего зелья, ученики разошлись по городам и весям с повестями о таинствах иного мира. И потому в книге аль-Хазредовой я не помянут вовсе, а супруга моя – лишь именем своим да достоинствами. Которым ты осмелился придать эдакое невыразимо мерзостное обличье.

– Я больше не буду, – пообещал мой знакомый, решив завязывать с Лавкрафтианой и переходить к тихому и спокойному миру Средиземья. Шуб-Халаш, тем временем, хмыкнул.

– Мы посмотрим, – пообещал он. – Проверим искренность твою. Хорошо еще, что у странички твоей в сети так мало посетителей.

Мой знакомый, задетый за живое этими словами, опустил очи долу.

– Верно, дорогой, – прощебетала Ниггурат, – а то у людей такие извращенные вкусы, я тебе скажу. Простой красоты им давно уже мало, им, видите ли, изюминку какую-нибудь подавай. Истинная красота им, видите ли, приелась. Насмотрятся в своем интернете такого, что волосы дыбом встают, – так после их и не проймешь ничем, обязательно надо переплюнуть, тогда хоть вызывать и поклоняться начнут…

Шуб-Халаш снова повернулся к говорливой супруге. И смерив Ниггурат взглядом – под его тяжестью та слегка присела, – холодно произнес:

– На тему эту мы еще поговорим с тобой позже. Дома.

Мой знакомый неожиданно осмелел.

– Дело может и в изюминке. Но за свой рассказ я ручаюсь, что видел во сне все ритуалы поклонения молодых людей Ниггурат в описанном мной виде. И не в первый раз, – словно желая отомстить Ниггурат, сказал он.

Богиня подошла к писателю и отвесила ему звонкую пощечину. Писатель сжался ожидая повторного удара, но в этот самый момент шерсть с Ниггурат стала облезать, опадая буквально клочьями. Спустя минуту на пол с деревянным стуком упал задорный хвостик. По всей видимости, исправленный рассказ дошел до адресатов, и те прочли новую его версию, поверив в нее так же охотно и безразлично, как и в предыдущую. Ниггурат, разом превратившись в обыкновенную красавицу, взвизгнула, не то от радости возвращения ей привычного облика, не то по причине врожденной женской стыдливости, не испытываемой ранее под шерстяными покровами, и пробормотав нечто вроде «ну вот, все и обошлось», мигом скрылась в багровеющем проеме. Шуб-Халаш последовал за ней, но на самом пороге обернулся и процедил:

– Специально для тебя, настырного, повторяю. Даже коли ты и действительно что видел. Не лезь, куда не прошено.

И вышел, закрыв за собой проем.

– Понял, – пробормотал писатель, с трепетом наблюдая, как боги пропадают в темном багрянце и как исчезает, скрывая могучую спину Шуб-Халаша, сам багрянец, словно стираемый со стены невидимым ластиком. Когда же на стене не осталось ничего, кроме обыденных обоев в цветочек, писатель осмелился вздохнуть полной грудью и встать из-за стола. А затем пойти в кухню и налить себе сперва стаканчик кипяченой воды, затем рюмочку белого вина, затем две рюмочки рябиновой настойки на коньяке.

Трель телефонного звонка буквально подбросила его: мой знакомый едва не сломал стул, на котором принимал успокоительные средства все возрастающей крепости.

Звонила его давешняя знакомая Лена, литературный редактор журнала «Биология и жизнь», знакомая не просто давняя, но и близкая, настолько, что не так давно писатель едва не предложил ей руку и сердце, когда она попросила его «поговорить о чем-то новеньком». Но речь далее зашла – увы! – о литературе, и перебить, любившую поболтать, Лену своим предложением ему так и не удалось. И вот теперь – чем не повод для второй попытки.

– Сразу хочу тебя порадовать, – сказала она, едва мой знакомый успел донести трепещущей рукой трубку до уха. – Читала твой новый рассказ, «Проклятие Шуб-Ниггурат». Мне понравился, немного жутковато, правда, особенно эта женщина-коза. Но зато по нашей тематике. У нас номер посвящен мутациям от неблагоприятных воздействий окружающей среды. Я подсунула главреду твой опус, и он одобрил, хоть и поскрипел для порядка зубами. Сегодня номер ушел в типографию. Можешь заходить за гонораром.

В их беседу вклинился странный шум: что-то тяжелое свалилось, мешком упав на пол. А трубка, внезапно освободившись, стала негромко постукивать о ножку журнального столика….

Приехав через полчаса к писателю домой Лена застала его в кухне, приходящем в себя за новой порцией рябиновой настойки. А зайдя в комнату, дабы уложить моего знакомого на диван, она заметила странное: валявшиеся вокруг черные клочки тонкорунной шерсти и засохший обрубок козьего хвостика. Покачав головой, она только и смогла произнести:

– Видимо, не зря Игорек говорил мне, что пишет в жанре магического реализма.

P.S. написанный спустя полгода.

Вообще-то все кончилось хорошо. Только что отпечатанный номер «Биологии и жизни» с рассказом моего знакомого ни с того, ни с чего сгорел вместе с типографией. Лена внесла изменения в гранки, и в новой версии номера вышло уже обновленное «Проклятие Шуб-Ниггурат». А еще через три месяца она сменила фамилию на Щёчкина. Это обстоятельство несколько затруднило продвижение ее статей по биологии в английских и немецких научных журналах, с которыми она давно сотрудничала. Ну, сами представьте ее новую фамилию в латинской транскрипции: Shchyotchkina – и русскому-то человеку прочесть сложно, где уж какому-то романцу. Но в целом, семейка зажила мирно и счастливо.

Пока вчера вечером Лена не пришла ко мне в гости – ничего такого, просто занесла гонорар, ведь мои рассказы тоже печатаются в «Биологии и жизни». И не призналась в беседе за чаем, что вчера ее Игорек пришел поздно вечером с фонарем под глазом, причем совершенно трезвый, хотя ходил на презентацию своей долгожданной книги. Объяснить он ничего не мог, только упорно утверждал (чем довел жену до истерики), что у дома его поджидала парочка плечистых эльфов с намерениями отомстить за честь Галадриэль, что они немедленно и воплотили в жизнь. Так что следующую неделю писатель благоразумно проторчал дома. А затем занялся литературой – раскладывал на полу свечки и чертил многогранники. Она не стала ждать, чем закончатся его опыты, пошла на работу, а вернувшись, отпирая дверь, услышала женский голос, у которого ее ненаглядный супруг просил прощения за нелицеприятную прошлую историю, и который, в ответ на покаянные слова, пригласил Игоря в гости – когда дома никого не будет. Лена уверяла меня, что совершенно точно слышала слова женщины, обещавшей встретить Щёчкина в том виде, который им обоим так памятен и который пользуется бешеным успехом здесь – вот именно в этом….

– Когда я ворвалась и попыталась узнать в каком конкретно виде, Игорь был один и почему-то на коленях. Увидев меня, он неохотно поднялся и стал упорно утверждать, будто мне все послышалось. Ведь в квартире, несмотря на все мои поиски, никого не оказалось, – сказала Лена, и снова заплакала. А затем сунула руку в карман и протянув мне содержимое, разжала ладонь.